Незадолго до темноты путники оказались у развилки. Середин повернул направо, миновал еще с полверсты и, заметив полузаросшую просеку, двинулся на нее. Вскоре узкая тропа, по которой редко кто ходил, привела их к прогалине у ручья. Олег, поглядев на деревья с густыми кронами, едва пропускавшими солнечный свет, слегка поежился, но спешился. Мальчик тоже спустился с седла, деловито дернул пряжку подпруги, потрогал толстые шершавые стволы высоких деревьев, густую траву, подступавшую вплотную к ручью.
— Зачем мы ушли так далеко с дороги? — шепотом спросил княжич.
— Чтобы на глаза никому не попасться. — Середин начал расседлывать гнедую. — Мало нас, ставить на дежурство некого. Как бы спящими кто не застал. Я сейчас, гостинцев берегине оставлю, коней на просеке привяжу. Авось упредят, коли незнакомцы появятся.
— Я могу посторожить!
— Завтра переход опять длинный будет, княже. По полночи спать — с коней падать начнем. Помоги лучше табун напоить, да укладываться станем. Только без костра. Огонь в сумерках издалека видать.
Они перекусили соленой курятиной, закусывая ее курагой и черносливом, выпили немного хмельного меда. Любава поднялась, низко поклонилась:
— Спасибо за хлеб, за соль, ведун, — и ушла на другой край поляны, скромница. Андрей, настороженно вглядывающийся в окружающие заросли, моргнул. Раз-другой… И уронил голову на потник.
Лес погрузился в сон. Серебряное покрывало лунного света заботливо укрывало его, прогоняя ночной мрак прочь.
«Лучше бы тучи гуляли, — недовольно подумал Олег. — Этак нас и с тракта разглядеть недолго».
Однако изменить погоды он не мог — а потому просто откинулся на спину, положив саблю возле руки, прикрылся полой шкуры и сомкнул глаза.
Ему приснилась Мара. Прекрасная Ледяная Богиня в легком домашнем халатике стояла на кухне у газовой плиты и жарила блины. Желтая узорчатая стопка росла на тарелке со стремительностью, возможной только в сновидениях. Наконец из холодильника была извлечена хрустальная ваза с малиновым вареньем, банка сметаны.
— Ну что, нравится? — с усмешкой поинтересовалась женщина.
— Еще как! — кивнул Середин, не в силах оторвать глаз от выреза халатика.
— Ты не туда смотришь. — Богиня взяла его под подбородок, подняла лицо, заставив утонуть взглядом в своих бездонных глазах. — Так что, будешь переезжать ко мне?
Она качнулась вперед, и их губы слились в горячем страстном поцелуе…
Олег дрогнул, вырываясь из пут сна, и услышал совсем рядом тяжелые шаги. Он приоткрыл глаз, положил руку на рукоять сабли — и в тот же миг на нее опустился тяжелый яловый сапог:
— Ты чего удумал, раб? — Второй ногой неведомый противник ударил его в бок, под ребра. Ведун со стоном откатился, кратко окинув поляну взглядом: несколько татей в епанчах, однорядках и опашнях. Все бездоспешные — значит, тати. Человек десять. Княжич бился в руках одного, зажимающего ему рот, на другом конце поляны еще трое уже сдирали с Любавы одежду. — Вставай, тряпье скидывай. Негоже невольнику в кожах да сапогах разгуливать.
— Только не бейте больше… — Олег приподнялся на четвереньки, замер, покачиваясь. Разумеется, тать не удержался от соблазна и со всего размаха ударил его в живот. Ведун упал, схватившись за живот обеими руками и торопливо просунул руку в выглядывающую из кармана петлю кистеня.
— А ну, вставай, раб.
— Да-да, я уже встаю, господин…
Скрючившись, как бы от боли, Олег перекатился ближе к грабителю, подобрал под себя колено, чуть приподнялся, готовясь к броску, и выплеснулся в едином рывке. Взмах кистеня вдоль земли — граненый грузик врезался в колено, подломив ногу, а Олег, почти распрямившись, уже рванул его за собой. Взмах, удар сверху вниз — и у татя, копошившегося в его сумке, разлетелся костяными осколками затылок. Удар влево — грабитель, что осматривал зубы гнедой, успел только повернуться на шум и схлопотал ломающий ребра удар в грудь. Четвертый враг отпустил Андрейку, схватился за рукоять меча, но вытащить не смог — мальчишка повис у него на рукаве, вцепившись мертвой хваткой, и Олег не упустил драгоценных мгновений.
Все остальные тати успели понять, что жертва решила показать зубы, и приготовились к схватке.
— Будь ты проклят! Выродок! Ублюдок! — выл разбойник со сломанным коленом. — Мне же больно!
— Извини… — Ведун, чуть отступив, взмахнул кистенем и впечатал его «романтику с большой дороги» в лоб. Чтобы в спину не ткнул при возможности. Потом спрятал кистень обратно в карман и подобрал с земли саблю.
Тати сбивались в стаю — пара вышли из-за коней, еще один, подтягивая штаны, выбрался из кустов. Их набралось аж восемь. Один удерживал бьющуюся и воющую в голос Любаву — значит, против ведуна оставалось семеро. Андрейка, схватив меч одного из убитых врагов, встал возле Олега:
— Покажем им, ведун!
— За спиной моей смотри, — приказал Середин и начал шептать наговор.
— Сдавайся, тупица, — предложил долговязый разбойник. — Мы тебя просто латинянам продадим. А так ведь сперва пораним, а потом жилы вытягивать начнем да железом каленым жечь.
— Щ-щас! — Ведун начертал знак Перуна взмахнул рукой, и… И понял, что бог грозы, как и Мара, лишил его своих подарков. Метать огненные шары он больше не мог. — Предатель…
— Руки ему руби! — первым кинулся вперед долговязый.
Олег еле успел нагнуться, подхватить с земли чей-то щит, принять на него удар меча и в ответ рубануть понизу. Долговязый вскрикнул — до добить его Середин не смог. Сбоку мелькнул топор — ведун принял его на клинок, отвел в сторону, увидел, как другой топорик падает сверху на щит, дергает верхний край к себе, открывая щель для удара — но сабля успела выскочить навстречу первой, вонзившись татю точно между глаз. Олег отпрянул, отступая от заходящего сбоку грабителя. Счет уравнялся уже на отметке шесть к одному. А если долговязому досталось хорошо — то и пять к одному. В общем, шансы уцелеть стремительно повышались.